ЗФБ-тексты, часть 1. Заметки на полях

А теперь с рабочего компа можно и начать перетаскивать утворенное.

Первой порцией — драбблы и небольшие миники, которые пропущенные сцены и пересказ канона второстепенными персонажами. За редактуру и все прочее оптом спасибо  Shatris Lerran.

Пять дней из жизни евнуха Гао
Название отражает содержание

~1580 слов
1.
— Докладываю вашему величеству. Гонец доставил последний доклад его высочества принца Юя о проверке области Цзянцзо.

Император явно доволен докладом, что безмерно радует императрицу и расстраивает благородную супругу Юэ. Дамы обмениваются привычными колкостями, император улыбается… всё идет как должно и как заведено. Его величеству и впрямь не о чем беспокоиться: два достойных принца не жалея сил трудятся ради блага государства и отцовской благосклонности, на границах тишина и покой, даже неурожаи последние два года обходили Великую Лян стороной. Вот только…

Две жемчужины, и принц Юй решит, что он в шаге от победы, а наследный принц — что его положение под угрозой. Один осмелеет, второй утратит всякую осторожность… выдержит ли Великая Лян?

Иногда Гао Чжань малодушно думает, что слишком задержался в этом мире и неплохо было бы уйти до того, как новая смута захлестнет столичные улицы. Но всякая дорога должна быть пройдена до конца, и кто знает — может, старый евнух еще сумеет послужить своему императору?

2.

Император в дурном настроении, да и чувствует себя неважно, поэтому Гао Чжань стоит у входа в зал У-ин и всем посетителям рекомендует отложить дела до лучших времен. Принцу Цзину, однако, не стоит отступать от правил ни на шаг, поэтому о нем старший евнух докладывает. Кто знает, может, император порадуется возможности отвлечься на дело, не имеющее никакого отношения к гражданским министерствам.

…Защищать Седьмого принца — по мере возможности, незаметно для других — давно вошло у евнуха Гао в привычку. Если быть точным — с того дня, как принц стал в этом нуждаться. Увы, это было не так просто — принц Цзин служил старшим братьям любимой мишенью (тут Четвертый и Пятый принцы проявляли трогательное единодушие), а император всегда был рад любому поводу назначить наказание «строптивому упрямцу». Хотя «строптивый упрямец» давно уже не перечил его величеству, но унижаться, угождать и лебезить не умел и не желал учиться. Лучшее, что многие годы можно было для него сделать — это поскорее найти новое военное поручение подальше от столицы. Наложница Цзин в свое время думала также. «Мой Цзинъянь… Он из тех, кому лучше не сходить с коня. Чем дальше он будет от двора, тем спокойнее материнское сердце. Недостойная же не заслуживает внимания его величества», — сказала она тогда, одиннадцать лет назад, в том единственном их разговоре, что можно было счесть откровенным.

Но за последние месяцы ситуация при дворе изменилась. Борьба за власть и соперничество старших принцев стали заметно мешать государственному управлению и перестали забавлять императора, а принц Цзин провел в столице уже почти полгода и не раз удостаивался если не награды, то похвалы.

Вот и сейчас — императору явно приятен четкий и ясный доклад, приятны простые и честные ответы, столь отличные от того, что он слышал в последние дни…
Да и сам Седьмой принц тоже в чем-то неуловимо изменился. Повзрослел? Отпустил наконец прошлое? Или случилось что-то еще?

— Говоришь, дело о присвоении земель? Помнится мне, документ по делу был толково составлен. Этот… как его… Как его звали? — спрашивает император.
В первый миг имя и правда не приходит на ум — а потом Гао Чжаню становится интересно, как принц Цзин дальше поведет разговор.

Разговор заканчивается приказом вызвать во дворец Цай Цюаня, и… Надо же. Прошлому принцу Цзину было бы все равно, кто займет пост Министра наказаний. Нынешний — доволен. Только ли от того, что Министерство наказаний — как и Министерство финансов — возглавит достойный чиновник? Или?
Смешно представить, что бы опальный принц, без связей, сторонников и богатства, всерьез возмечтал о престоле. Но если наследный принц и принц Юй продолжат гнать лошадей по той же дороге, принцу Цзину и делать-то ничего не надо будет.

Так или иначе, Седьмой принц теперь участвует в делах двора. А значит, ему потребуется поддержка. Самое время напомнить императору о наложнице Цзин.

3.

Подарок и послание от командующего Мэна доставляют еще днем, но время посмотреть их у Гао Чжаня появляется только поздно вечером. Подарок щедр, хоть не отличается особой изысканностью, а в послании — обычная благодарность за наставления.

«Наставлениями» Мэн Чжи в недавнее время можно счесть разве что сцену у Восточного дворца… вот только там и тогда командующий на главного евнуха был скорее зол, и это было вовсе неудивительно. Конечно, позже он мог все обдумать и поменять мнение, но Мэн Чжи не похож на человека, склонного возвращаться к уже случившемуся, и в любом случае — командующий слишком прям и честен, чтобы правильно оценить столь неприглядную ситуацию и мотивы императора. Значит, кто-то их ему объяснил. Кто-то, кому командующий Мэн, вопреки императорской воле, обо всем рассказал.

Но и императрица, и благородная супруга, и остальные из того или иного лагеря по-прежнему всеми правдами и неправдами пытаются узнать хоть что-то. Значит… либо командующий просто посоветовался с женой, либо откровенничал с третьей стороной. Раз так, то ни к чему тревожить императора — в конце концов, он два дня провел во дворце Чжило, и супруга Цзин наверняка уже и так знает историю закрытия Восточного дворца во всех подробностях.

Кстати. Гао Чжань откладывает послание командующего Мэна и находит на столике лист, на котором записан десяток имен. Госпожа Цзин уже несколько месяцев как повышена в ранге, император все чаще посещает дворец Чжило — самое время увеличить там прислугу.

Да, вот эти трое. Ван Хао, Ци Юань и Би Чэнь — хорошие обученные мальчики, и возраст подходящий. Год-другой службы во дворце Чжило, и — если вдруг судьба повернется — любой из них сможет возглавить евнухов Восточного дворца. Конечно, его величество еще не принял решение, конечно, никто не знает, что ждет в будущем — но лучше быть готовым.

4.

Когда с губ талантливой супруги слетает невероятное «Линь Шу», Гао Чжань верит сразу и безоговорочно. Потому, что это было бы правильно. Потому, что хочет верить.

Император, к счастью, в это верить не хочет, при всей своей подозрительности. Ни в живого Линь Шу, ни даже в дурные намерения наследного принца. Не настолько, чтобы просто отмахнуться от послания Ся Цзяна — но настолько, что у них еще остается надежда.

Трактат о яде Огня-Стужи многое объясняет, но ничего не доказывает. Увы, последнего император пока не замечает, а настаивать Гао Чжань не решается. Зато — сам не заметив как — впервые в своей длинной жизни решается вслух сказать нечто, столь явно не предназначенное для ушей его императора.

Зал У-ин набит вооруженной до зубов стражей (даже во время знаменитого поединка Байли Ци ее тут было меньше), а по господину Су не понять — то ли не успел получить предупреждение, то ли сознательно шагнул в ловушку. Этот — может.

— Закатай ему рукава.

А вот его величество ловушки расставляет плохо — Сяо Шу сразу же поймет, в чем дело, если уже не понял.

У него ледяные ладони и девственно чистые руки. И правда, откуда бы у господина Су взяться шрамам? С таким здоровьем не лазают в детстве по скалам и не пытаются тайком натянуть отцовский лук. Родинки над ключицей тоже нет. И ни следа мазей или притираний, которые могли бы скрыть телесные знаки — и которые старый подслеповатый евнух, конечно, не смог бы заметить в любом случае. Либо перед ними и правда другой человек — либо автор трактата не шутил, когда писал «совершенно преображается». Так или иначе, стража убирает мечи в ножны и делает шаг назад, и теперь разговор продолжится. А каждый лишний миг сейчас им на пользу.

Император посылает за наследным принцем и даже дозволяет слабому ученому встать с колен. В зале царит тишина, а старый евнух думает: Линь Шу был и лицом, и повадкой похож на отца, а господин Су сейчас почему-то очень напоминает принцессу Цзинъян. Та тоже в юные годы держалась, как лесное озеро в безветренный день — но стоило загнать ее в угол… Поможет ли императору стража?

Наследный принц держится безукоризненно — но по нему видно, что он-то предупреждение получил. И готов к бою. И наверняка не он один — главнокомандующий Мэн, должно быть, удивился нежданному выходному, а княжна Нихуан все еще в столице. Личная стража принца Цзина, столичная резиденция князей Му, городской гарнизон… Лучше бы Цзинъяню суметь выиграть этот бой здесь и сейчас.

Слава гения цилинь ни капли не преувеличена, а Седьмой принц многому научился за последние месяцы — одно удовольствие смотреть, как мальчики расправляются с Ся Цзяном. Было бы одно удовольствие, если бы не всепоглощающий страх, что всего хитроумия Линь Шу, всей искренности реакции Цзинъяня (неужели и правда не знал? до сего дня — не знал?), всех их умений не хватит. Но Ся Цзян ломается первым. Никогда не умел проигрывать, и дело Вэй Чжэна его этому не научило. Гао Чжань не успевает и ахнуть — а господин Су уже за спинами стражников, и даже бывший глава Управления Сюаньцзин не в силах противостоять этой страже долго. Но стрела, выпущенная им на прощание — отравленная, у скорпионов других не водится, — попадает в цель.

— Лучше напрасно казнить, чем отпустить виновного!

В зале уже не осталось стражи, отвлеченно думает Гао Чжань, нанося яд на дно нефритовой чашки. Только несколько евнухов — и наследный принц, которого император при всем желании не сможет выставить. Внезапно вспоминается другое разбирательство, почти два года назад — и Цзинъянь, спокойным голосом рассказывающий о том, что ему пришлось сделать для защиты княжны Нихуан.

Глава дворцовых евнухов на мгновение сам пугается своих мыслей, но… но сегодня утром он императора уже предал.
По мере своих скромных сил способствовать возвышению достойной супруги и достойного принца — это всего лишь верность, всего лишь искренняя забота о благе страны и благе императора. Но невозможно не понимать, чего на самом деле добиваются мальчики. Невозможно не понимать, что пересмотр дела армии Чиянь императора убьет. Невозможно не понимать… но выбор уже сделан.

— Вот чарка господина Су.

5.

— Брат Тиншен! — кричит мальчишка, радостно бросаясь навстречу встающему с колен подростку, и тот, смеясь, подхватывает его на руки.

Подозрение, когда-то мелькнувшее на той самой Весенней охоте, давно превратилось в уверенность — а потом перестало иметь значение. Возле трона Великой Лян теперь стоит Би Чэнь, и императорские тайны — это его забота. Его и командующего Ле, а старый евнух, видевший столь много, может спокойно доживать свои дни в свите вдовствующей императрицы, любуясь играющими детьми.


На руинах
Госпожа Чжо после известных событий

~420 слов
Горевать и плакать Ли Чжэнь — госпоже Чжо — было некогда. У нее на руках оставались обломки мужа, осколки сына и новорожденный внук. И руины поместья Тяньцюань, но об этом будет смысл думать, когда они выберутся из столицы. Если они выберутся из столицы. Пусть клятве именем императорского дома, данной при свидетелях, стоило бы верить... но после той ночи Ли Чжэнь уже не была способна доверять императорской семье. Прав был давно покойный мастер Цинь Лао, не след братству из цзянху водиться со столичной знатью — но ничего уже не исправишь.

Впрочем, пока его высочество принца Юя упрекнуть было не в чем. Его люди были внимательны и предупредительны, госпожа Юй-ванфэй несколько раз сама приходила справиться, всё ли хорошо с малышом и не нужно ли чего. Девочка явно давно мечтала о собственных детях, в ее искренности не было сомнений — и Ли Чжэнь не менее искренне благодарила. Чем-то супруга принца походила на ушедшую невестку, может, к ней судьба будет более благосклонна.

Сам принц Юй тоже был вежлив, не торопил своего «важного свидетеля» и не пытался навязать дополнительных показаний. Впрочем, муж и сам хотел как можно скорее доверить всё бумаге, а совершенного им по приказу хоу Се хватило бы на шесть смертных приговоров.

Двадцать лет. Двадцать лет поместье Тяньцюань служило оружием в столичных интригах. Начиналось всё с каких-то невинных вещей, в свое время Ли Чжэнь сама поддержала мужа. А потом он перестал обсуждать с ней дела и деяния хоу Се. Список этих деяний казался бесконечным, и единственным достойным среди них было сопровождение той пары жалобщиков из Биньчжоу.

Возможно, она была слишком сурова, возможно, среди убитых были те, кто заслуживал смерти — вряд ли все соперники и враги хоу Се сами были безгрешны. Но наверняка Ли Чжэнь знала одно. Трое из тех, на кого Се Юй нацеливал клинок поместья Тяньцюань, в ту ночь сражались и рисковали жизнью, защищая семью Чжо. Четверо, если вспомнить: первое покушение на сановника Шэна провалилось лишь потому, что Сяо Цзинжуй остановил отцовский клинок собственным телом.

Это было единственное, о чем Чжо Динфэн умолчал в своих показаниях, только ей рассказал прерывающимся шепотом. Это и то, что, обнаружив ранение брата, мальчик пошел требовать у хоу Се объяснений. Дважды пошел против сыновней почтительности, еще не зная, что ни один из отцов ему не родной.

Цзинжуй, чистое сердце, зрячее сердце… Ему сейчас тоже нелегко, но о нем было, кому позаботиться. Пока. А дальше… Что бы ни думала та девочка из Покоряющего облака, братство цзянху — не императорская семья, родство здесь умеют считать не только по крови.

Госпожа Чжо знала своего мальчика. Рано или поздно Сяо Цзинжуй снова постучит в ворота поместья Тяньцюань. И ему откроют.


Затишье
Немного размышлений принца Цзина после завершения истории со спасением Вэй Чжэна

~550 слов
Надвигался праздник фонарей, и обитатели резиденции принца Цзина словно старались возместить недостаток праздничного настроения на Новый Год. Закаленные вояки не сильно отличались от Тиншена, и их вряд ли стоило упрекать — им было, чему радоваться. Если просто подсчитать, чем обернулись последние события…

Управление Сюаньцзин, грозное и непобедимое управление Сюаньцзин, с которым когда-то мечтал покончить старший брат, было опечатано и скоро будет упразднено. Ся Цзян был в тюрьме, и его показания император считал то ложью, а то и вовсе бредом сумасшедшего — хотя глава Ся, для разнообразия, говорил чистую правду. Принц Юй был разжалован до циньвана с двумя жемчужинами и заперт в своей резиденции, и пусть его падение было не столь впечатляющим, как низложение наследного принца, но не менее окончательным. Матушка получила титул благородной супруги, и теперь императрица вряд ли сможет притеснять ее, а благоволение императора к самому Седьмому принцу усиливалось с каждым днем.

При нападении на Управление Сюаньцзин никто из братьев союза Цзянцзо или солдат гарнизона не пострадал, Вэй Чжэн был на свободе и надежно укрыт (по некоторым обмолвкам Чжэнь Пина Цзинъянь подозревал, что не в одном из тайных убежищ союза, а скорее в резиденции Му). Ся Дун не грозило ничего серьезного — после заступничества князя Цзи и вовремя сказанных слов командующего Мэна император решил ее больше не допрашивать и к расследованию не привлекать, а без высочайшего приказа ни принц Нин, ни тем более подчиненные Цай Цюаня не решатся причинить ей вред. И Ли Ган уже четырежды (один раз лично, трижды — через Чжанъина) заверил принца Цзина, что жизнь господина Су вне опасности, пилюля Уцзинь обезврежена, осталось лишь обычное зимнее недомогание, которое скоро пройдет. Уже проходит, просто, раз уж пыль улеглась и наступила передышка, лучше не нарушать предписаний лекаря.

Неплохо, очень неплохо для безумной затеи, не сулившей никакой выгоды. Что ж, вот так и работала мысль господина Су. Чжанъин до сих пор пребывал в глубоком восхищении, но разве спасение Вэй Чжэна так уж отличалось от вызволения Тиншэна из Скрытого двора, от защиты княжны Нихуан от козней супруги Юэ? Да, тогда противники были не такие грозные, но и времени, и людей в распоряжении господина Су было заметно меньше. И сейчас, в отличие от той осени, Цзинъян наконец понимал: мало просто спасти, надо сделать так, чтобы виновные были наказаны, а невинные — не пострадали. И что бы господин Су ни говорил о выгоде и собственной жестокости, о последнем он не забывал никогда. Сам, без всяких приказов и установленных границ. Стыдно признавать, что один упрямый принц понял это так поздно. Позже княжны Нихуан, позже командующего Мэна, позже матушки — и ведь матушка с господином Су даже не встречалась, это именно Цзинъянь общался с ним больше всех!

К счастью, твердостью и упрямством «коварный советник» не уступал «честному принцу», и ничего непоправимого не случилось. Стоило бы, конечно, в этом лично убедиться и поговорить начистоту — но даже если господин Су просто не хотел никого видеть, пользуясь затишьем, настаивать принц Цзин не имел права. Как и на своем желании встретиться с Вэй Чжэном немедленно, а не тогда, когда господин Су сочтет разумным. Хорошо, что минувшие дни научили его терпению — а ждать, когда все в безопасности, всё же не в пример легче.

…А потом, когда они победят, когда Сяо Цзинъянь станет наследником престола, когда станет известна вся правда о деле армии Чиянь, станет известна всей Поднебесной, от императора до последнего крестьянина — тогда можно будет наконец в открытую спросить гения цилинь, зачем он выбрал себе столь неудобного господина.



Разговоры

Старшие родичи говорят (и думают) о Тиншэне

~1000 слов
1.
О своем решении сын рассказал ей в день, когда при дворе провели дискуссию ученых, но подробностями о первых шагах по этой дороге поделился уже в новогодние праздники. И тогда же впервые рассказал ей о Тиншэне. Родившийся на Скрытом дворе мальчик, уцелевший не иначе как чудом. Один из трех детей, что по задумке приезжего ученого сумели победить свирепого Байли Ци.

— Ты уверен?
— Да.
Сын Цзинъюя, внук супруги Чэнь, последняя ниточка к семье Линь…
— Ваш сын должен был рассказать вам о нем раньше. Матушка, простите мою нерешительность.
— Что ты, что ты, я всё понимаю. Он уже под твоей защитой, остальное неважно.

Хотелось задать десяток вопросов, но самое главное Цзинъянь все равно уже сказал: мальчик здоров, и разум его не пострадал от лишений. Остальное подождет до того дня, когда сходство с отцом перестанет быть для него опасным.

***
Конечно, Цзинъянь не мог не взять мальчика на Весеннюю охоту. Визит к благородной супруге привлек бы к нему лишнее внимание, и рисковать не стоило, но найти возможность посмотреть на него издали или даже заговорить, «случайно» встретив на прогулке между шатрами, должно было быть несложно. Не получилось: сначала всё заслонила страшная правда о Сяо Шу, а потом… потом пришли вести о мятеже.

Вопреки опасениям, Сяо Шу не остался снаружи. И теперь, чтобы не слушать бешеный стук собственного сердца, не гадать, успеет Цзинъянь или нет, и что будет, если не успеет — теперь можно было смотреть на двух детей возле колонны. Младший старшему уже по плечо…

…Это уже было когда-то, давным-давно, почти в другой жизни. Во Внутреннем дворце бушевала небывалая гроза, под стенами Цзиньлина стояло мятежное войско, и Цзинъюй едва ли не за шиворот удерживал двух рвущихся в бой мальчишек. Сколько им тогда было? Чуть меньше, чем Тиншэну сейчас…

— На стенах и без вас есть кому сражаться, ваше место здесь!
— Но старший брат!
— Неужели вы думаете, что армия Чиянь не успеет?

«Брат Линь Се, вы успели тогда. Помогите Цзинъяню успеть сейчас!»

2.
На то, чтобы лично объехать лагерь и отдать распоряжения о грядущем возвращении в столицу, ушло не так уж много времени, но, когда Цзинъянь вернулся к Охотничьему дворцу, уже стемнело. Поразмыслив, принц все же отправился не в свои покои, а напротив.

В столице его наверняка будет ждать множество дел и обязанностей и — к этому все шло — Восточный дворец. Времени и возможности свободно посещать резиденцию Су может не быть вовсе, и с неловкостью, оставшейся после утренних разговоров и всей этой истории с секретами, следовало покончить сейчас. Мэй Чансу не виноват, что Сяо Цзинъяню вдруг стали мерещиться призраки.

И даже повод зайти был, кроме как справиться о самочувствии (честно говоря, о том, что господин Су чувствовал себя днем хорошо и даже покидал свои покои и ходил по лагерю, Чжанъин ему уже доложил). Правда, побег Ся Цзяна и для Цзинъяня новостью не стал, а глава Мэй вполне уже мог успеть приказать своим людям в столице начать розыск. Что ж, пусть тогда сам об этом и скажет. И в любом случае, всегда можно обсудить успехи Тиншэна.

— Простите, ваше высочество.
— О чем вы?
— Есть кое-что, о чем я должен был рассказать вам еще несколько дней назад, но.
— Я слушаю, — перебивать невежливо, но вот извинения ему сейчас точно были ни к чему.
— Это касается Тиншэна… и его высочества великого князя Цзи.

Великий князь Цзи… Цзинъянь сам не заметил, как вскочил на ноги — пришлось усилием воли успокоиться и снова сесть, пока господин Су не поднялся следом. Конечно, ему и раньше случалось задумываться, что спасение Тиншэна не было случайностью, что жене старшего брата тогда кто-то помог — но никто, кроме прабабушки, Цзинъяню в голову не приходил. Как оказалось, напрасно. Дядюшка Цзи…
— Я должен поговорить с ним.
Господин Су покачал головой.
— Пока это будет неуместно. Не стоит ставить его высочество в неловкое положение. Если вы позволите, я найду способ передать вашу благодарность.
Цзинъянь кивнул и не удержался от вопроса:
— Вы полагаете, дядюшка догадался о подробностях закрытия Управления Сюаньцзин?
— Нельзя исключать такую возможность. Но вашему высочеству не о чем беспокоиться — великий князь не станет ни с кем делиться своими догадками.
— Значит, вы думаете, — Цзинъянь не стал заканчивать фразу, но господин Су понял его и так.
— Да, ваше высочество. Вряд ли князя Цзи на склоне лет заинтересуют дела государственного управления, но в том, что касается императорской семьи — в будущем он может стать вам неоценимым союзником.

***

— Цзинъянь… Я понимаю твое намерение, и Тиншэн станет тебе достойным сыном.
— Но матушку что-то тревожит.
— Расследование движется к завершению, весь двор сейчас вспоминает принца Ци и думает о нем. И… если наследный принц желает усыновить мальчика — нельзя соблюсти формальности, не представив его императору. Если ты не хочешь, чтобы Тиншэн знал правду…
— Я понял, матушка.

Его величество непременно догадается, и пусть он уже ничего не сможет сделать во вред Тиншэну, сказать он может многое. А Тиншэн — не Сяо Шу, он еще уязвим. Да и если подумать… незачем отцу-государю знать, что у старшего брата принца Ци остался сын. Ни к чему.

Но даже если с официальным указом придется подождать, о достойном месте Тиншэна в окружении наследного принца стоит позаботиться уже сейчас. Поговорить с женой, и, как только расследование закончится, представить мальчика как подобает князю Цзи, да и самому наконец поблагодарить дядю как должно. В конце концов — как сказал на днях Сяо Шу — кто-то же должен научить ребенка беззаботному веселью.

3.

— Брат Тиншэн!
Фанжэнь конечно же бросился навстречу, не дожидаясь, пока брат закончит приветствие, и императрица Лю не смогла сдержать улыбку. С первых месяцев жизни старший брат был для юного принца едва ли не самым любимым существом во всей Поднебесной, и не похоже было, что это изменится в ближайшем будущем.

…Когда император одним из первых своих указов объявил об усыновлении мальчика и даровании ему титула князя Чанлинь, при дворе это мало кого удивило, но многих обеспокоило. Семью Лю в том числе — и Илань потратила немало усилий, заверяя родичей, что тревожиться не о чем. Она-то знала и историю Тиншэна, и, что важнее, самого мальчика. И своего мужа. В заботах о благе Великой Лян князь Чанлинь со временем станет надежным помощником его величеству. А в том, что касалось заботы о благе самого императора — Тиншэн уже давно был ее важнейшим союзником.

— Посмотри, дети так веселятся.
— Да.

Фанжэнь и правда пока просто веселился, не сознавая свою удачу. Старший брат, способный на многое, но не мечтающий о престоле — многие ли наследные принцы могли таким похвастать?


И вся серия на АО3, включая два драббла, написанные до того, как.